Шлюпка - Страница 12

— Нельзя ли слегка увеличить наш паек? Припасов здесь хватает, да к тому же на таких оживленных путях вот-вот появится встречное судно.

Помимо всего прочего, коробки галет и анкерки с питьевой водой загромождали корму. Но мистер Харди наотрез отказался пересмотреть размер пайка.

— Харди-то у нас кремень! — почти любовно посмеивались мы.

Оставаясь совершенно разными, все постепенно сплотились вокруг него — похожим образом вокруг простой песчинки образуется жемчужина.

Высокие облака стали золотисто-розовыми; кое-где их пронзали сверкающие пучки солнечного света.

— Посмотрите! — воскликнула хозяйка гостиницы, миссис Хьюитт, и все умолкли, потому что солнечный луч пронзил шлюпку, и мы, потрясенные, озаренные этим дивным светом, плыли в торжественной тишине, пока Мэри-Энн не запела «Храни нас Бог в потоке дней».

Как и следовало ожидать, горничная-француженка Лизетт расплакалась; пока не стихли последние ноты песни, над шлюпкой было чистое небо.

Смысл этого природного — или божественного — явления вызвал множество пересудов. Священник сказал:

— Осмелюсь предположить, этот луч света знаменует, что все мы в этой шлюпке избраны для спасения.

— До спасения еще дело не дошло, — заметила Ханна.

Я хотела сказать: «На Бога надейся, а сам не плошай», но после первых трех слов осеклась, поймав на себе оценивающий, если не пронзительный взгляд миссис Грант. На этот раз она не пела вместе с остальными и, казалось, ушла в себя, не разделяя возвышенного чувства единения на фоне красоты заката и не радуясь, что судьба к нам милостива. Зато остальные не впали в уныние даже после того, как мистер Харди провел ревизию наших припасов и внес поправку — теперь воды и съестного оставалось дня на три-четыре; все думали, что столько не понадобится.

Ночь

Опустилась тьма, но мы продолжали петь. Ханна, которая успела сблизиться с миссис Грант или была знакома с нею прежде, смотрела на меня с каким-то странным выражением; я инстинктивно пригладила волосы, решив, что мой вид вызывает осуждение. У Ханны были серые глаза и длинные, густые волосы, которые морской ветер скручивал в тугие пряди. Наброшенная на ее плечи тонкая пелерина крыльями развевалась на ветру, отчего Ханна делалась похожей на богиню в облике птицы. Когда настала ее очередь вычерпывать воду, она поменялась местами с моей соседкой и, обняв меня за плечи, шепнула на ухо, что даже сейчас видит во мне красавицу. Никогда еще я не была так счастлива, по-настоящему, глубоко счастлива. Мне повезло выжить, да еще безраздельно завладеть вниманием другого человека. Ее дыхание согрело мне щеку, а когда она слегка отодвинулась, мы еще долго смотрели друг на друга. Я убрала с ее лица прядь волос и откинула ей за спину. Хотела улыбкой выразить свои чувства, но из этого, похоже, ничего не вышло. Дело в том, что до этого я поймала на себе взгляд мистера Харди и буквально оцепенела от холода, одновременно ощущая и тяжесть, и невесомость: он смотрел сквозь меня, будто плотского во мне было не больше, чем в воздухе, но глаза его пронзали меня насквозь, и я преисполнялась тем же трепетом, что поразил Деву Марию, когда к ней спустился архангел Гавриил с благой вестью. Перед Ханной я тоже робела, хотя и не так, как перед мистером Харди, но теперь подумала, что мы сможем подружиться. Затянувшееся молчание прервала миссис Кук, спросив:

— Кажется, в другой шлюпке была Пенелопа Камберленд, это так?

Никто не отозвался, и после короткой паузы я ответила, что тоже узнала ее.

— Вы заметили, как они с мужем из кожи вон лезли, чтобы получить приглашение за капитанский столик? Вот вам и сливки общества. Миссис Камберленд других за людей не считала, но таким особам не приходит в голову, что другие отвечают им взаимностью. Однажды я ненароком подслушала их спор: оказывается, мистер Камберленд не так уж обеспечен, как они изображали. Эта мадам заявила: «Капитанский стол не про нас: у меня нет ни одного приличного платья!» А он: «Да кому придет в голову разглядывать твое платье?» А она ему, с такой досадой: «Много ты понимаешь!» — и фыркнула еще.

Прошло несколько минут, и миссис Кук зашептала мне на ухо:

— Разумеется, она передо мной ужом вилась, но меня не проведешь. Она ведь была уверена, что таким, как я, не место за капитанским столом. Давала понять, что компаньонка ничем не лучше прислуги и что я только лишь заботами миссис Маккейн оказалась в первом классе. Вбила себе в голову, что компаньонка нужна миссис Маккейн потому, что у той мужа нет. Сама-то выскочила замуж, вот и заносилась перед одинокой женщиной. А уж какие взгляды на нее капитан бросал! Там дело нечисто, помяните мое слово!

Вряд ли справедливо было обрушивать всю враждебность по отношению к чете Камберленд на молочно-белые плечи Пенелопы, а мистера Камберленда при этом сбрасывать со счетов. Что до меня, я находила Пенелопу обворожительной, а ее благоверного — занудой, но жена, как известно, всегда представляет собой более легкую мишень. Я попыталась объяснить, что попасть за капитанский стол можно только по личному приглашению капитана и основанием для такого приглашения, насколько мне известно, служит положение в обществе, а значит, нет смысла рассуждать о шатком финансовом благополучии Камберлендов и о каких-то происках с их стороны.

— Вот и я говорю! — зачастила миссис Кук в полный голос, либо пропустив мимо ушей все разумные доводы, либо желая настоять на своем. — Не было у них ни положения, ни денег! Слышала я, как ее муженек с капитаном Саттером договаривался. Не скажу, что разобрала все до последнего слова, но суть уловила; после того случая они с женой, что ни день, мчались в ресторан впереди всех и качали права. Вы ведь тоже сидели за капитанским столом, Грейс, не так ли? Камберленды хоть раз обмолвились, за что им такая честь?