Шлюпка - Страница 24

— Если нам было видно ту шлюпку, значит, и нас из нее видели, — это точно. Спасательное судно не могло уйти из этого района просто так: люди потребовали бы продолжения поисков.

— Вы Блейка не знаете, — пробормотал Харди. — Блейк что угодно может выкинуть.

— Блейк, — повторил мистер Престон. — Это ведь он прибежал из радиорубки. Он помогал спускать нашу шлюпку на воду.

— Он был вторым штурманом на «Императрице Александре», — вклинилась Грета.

— Ага, — кивнул Харди. — Не человек, а мерзкое отродье.

Повернувшись ко мне, мистер Престон спросил:

— Вы ведь знали мистера Блейка, да?

Я такого человека не припоминала.

— Ну, тогда супруг ваш его знал — вы втроем на палубе стояли, я сам видел.

Моим ответом был только непонимающий взгляд; тогда Престон украдкой покосился на Мэри-Энн и проговорил: «Обознался, наверное», но у меня было полное ощущение, что он недоговаривает; оставалось только гадать, какие у него мысли и что наплела ему Мэри-Энн, пересказывая очередную изменчивую байку.

— Почему вы так уверены, что вблизи от нас держалась именно шлюпка Блейка, а не та, к которой мы подходили? — спросил полковник. — Мы ведь ни разу не имели возможности ее разглядеть.

— Это Блейк, зуб даю, — сказал Харди. — Другая шлюпка битком набита, а у него полно свободных мест. Заметьте, он даже не сделал попытки к нам подойти.

— Мы бы сами могли подойти, да вы запретили! — вскричала Ханна.

— Блейк — бешеный пес. Двоих за борт выкинул — или вы не слышали, что бородатый сказал? Капитан теперь ему не помеха: сожрал бы меня и не поперхнулся. Лучше уж держаться подальше.

— То есть безопасней для вас лично, — сказала Ханна.

— Безопасней — оно и есть лучше. Вы на берегу обретаетесь, а я всю жизнь в море хожу. На море опасных типов хватает!

— Включая вас? — осведомилась Ханна, но я склонна была верить, что Харди просто не хотел подвергать опасности нас всех. А Ханна специально распускала слухи, будто Харди заботился лишь о спасении собственной шкуры.

— Мы не знаем, почему Блейк выбрасывал людей за борт, — весьма вероятно, что они представляли угрозу для остальных. Но у него в шлюпке как-никак были свободные места, верно? — Миссис Грант в конце концов озвучила мысль, которая посетила меня — а возможно, не только меня — пару дней назад. — А если его шлюпка действительно дала течь, мы вполне могли помочь ее законопатить, а уж потом пересадили бы туда часть пассажиров. Попытка не пытка. Во всяком случае, мы бы не подвергались такой опасности, как сейчас.

Как и во многих других случаях, предложение миссис Грант было лишено практического смысла: она не потрудилась объяснить, как можно законопатить чужую шлюпку, не имея ни материалов, ни инструментов, и тем не менее мысль о корыстных мотивах мистера Харди мало-помалу начала занимать наши умы. И в самом деле, он ведь обычно выражался без обиняков; почему же мы только сейчас услышали про Блейка? Возможно, Харди все это выдумал, чтобы скрыть собственные просчеты. Возможно, Харди как раз и был сомнительным типом.

Полковник решил вернуть разговор к более насущным делам.

— Готов поспорить, другая шлюпка угодила в тумане под какой-нибудь пароход и затонула, — сказал он. — Если ее пассажиров подняли на борт, то хотя бы один из них должен был упомянуть, без оглядки на Блейка, что мы находимся поблизости.

— Разве на пароходе столкновение со шлюпкой могло остаться незамеченным? Уж вахтенные бы всяко почувствовали удар и бросились выяснять, что это было, — высказалась миссис Маккейн, тогда как миссис Кук, на первых порах едва ли не самая говорливая, впала в какой-то ступор.

Харди не мешал нашим домыслам. Когда его припирали к стенке, он отделывался скупыми «Все может быть» и «Это вряд ли». В конце концов миссис Грант не выдержала:

— Мы все ждем, что спасение придет неведомо откуда. А нужно разработать определенный план действий и рассчитывать только на себя.

Тут я даже на миг повеселела. Оставалось только удивляться, почему до сих пор никому не пришло в голову такое простое и очевидное решение. Какой смысл упрямо держаться вблизи места катастрофы, если здесь нас определенно никто не искал?

— Правильно! — воскликнула я, и остальные подхватили:

— На Бога надейся, а сам не плошай!

Я привыкла руководствоваться этим принципом; возможно, его приверженцы выглядят самонадеянными скептиками, но другие, которые его не приемлют, всегда казались мне беспомощными иждивенцами. Когда солнце впервые выглянуло из тумана, я ему не обрадовалась, потому что ночная темнота и плохая видимость давали мне убежище, а эти прозрачные дни, открывавшие нам бесконечную даль, за которой мир изгибался и уходил в никуда, только угнетали своей пустотой. Но теперь все изменилось: у нас возник план, и горизонт указывал нам путь — к западу!

«На Бога надейся, а сам не плошай», — повторяла я про себя — в точности с тем же выражением, с каким сказала это Фелисити Клоуз, когда заявилась ко мне домой. Она проследила за Генри, чтобы выяснить, где я живу. Одета она была прелестно, вела себя сдержанно; пожалуй, я могла бы с ней подружиться, не будь мы соперницами. Я дала ей понять, что мы с нею — девушки вполне здравомыслящие и должны рассуждать здраво, но говорила в основном она, а я только слушала. Среди прочего она сказала, что Генри воспитан в традициях, которые мне при всем желании не постичь; в скором будущем он одумается и горько пожалеет, что оказался их недостоин. И еще она сказала: «Такие эскапады совершенно не в характере Генри. Он попросту не способен к безрассудству и пылким страстям»; можно было подумать, мы говорим о разных людях. Фелисити высказалась и ушла; мне даже стало ее жаль, но в то же время я понимала, что смогла освободить Генри от гнета традиций и эмоциональных запретов, а чопорная Фелисити потерпела в этих вопросах полное фиаско. Если прежде меня и посещало смутное чувство вины, то после ее ухода оно развеялось.