Шлюпка - Страница 5

Закончив раздачу галет и воды, Харди велел нам сложить одеяла в носовой части шлюпки и тщательно накрыть брезентовым чехлом, чтобы защитить от брызг и от возможной течи. Он объявил, что женщины смогут в очередь отдыхать там по трое, но не долее двух часов подряд. Коль скоро на борту оказалась тридцать одна женщина — если причислить к ним маленького Чарльза, — выходило, что каждая могла один раз в сутки прилечь в этом уголке, который сразу же окрестили «дортуаром». В оставшееся время там дозволялось по желанию отдыхать и мужчинам.

После обустройства места отдыха мистер Харди обязал гребцов по возможности держаться в пределах видимости других шлюпок. Чтобы приносить хоть какую-то пользу, я весь день вглядывалась в даль, защищая глаза ладонью от слепящих солнечных бликов. Так я чувствовала свою причастность к общему делу. Мистер Нильссон, представившийся сотрудником какой-то судоходной компании, всячески ратовал за четкую организацию и пожелал выяснить у мистера Харди, на какой срок хватит запасов продовольствия, но тот ушел от прямого ответа, бросив, что это не предмет для беспокойства, коль скоро нас в ближайшее время спасут, а он абсолютно уверен, что именно так и будет. Больше мы не заводили почти никаких разговоров, тем более что бессмысленные взгляды и расширенные зрачки многих женщин выдавали состояние шока. В ту пору я знала по имени только двоих пассажиров шлюпки. Полковник Марш, крупный представительный мужчина, овдовевший несколько лет назад, ужинал за капитанским столом, как и мы с Генри; а еще я узнала миссис Форестер, тихую женщину с беспокойным взглядом, которая неизменно появлялась на палубе лайнера либо с вязаньем, либо с книгой. Полковник мне энергично покивал, а миссис Форестер, даже не ответив на мою приветственную улыбку, отвернулась.

До самого вечера мы напряженно высматривали хоть какое-нибудь судно. Все это время Харди стоически молчал, изредка обрушивая на нас географические факты или свои профессиональные познания. Меня озадачила среди прочего краткая лекция о различной отражающей способности воды в районе экватора и у полюсов, где земная поверхность изогнута гораздо сильнее. Нашу спасательную шлюпку номер четырнадцать он называл вельботом и отмечал, что такой вельбот способен идти как на веслах, так и под парусом; действительно, в одной скамье, ближе к носовой части, имелось круглое отверстие для мачты, хотя ни мачты, ни паруса у нас не было. Кроме того, Харди рассказал, что из-за разницы в скорости вращения Земли, которая на экваторе гораздо выше, чем у полюсов, на земной поверхности образуются различные зоны ветров. В момент кораблекрушения мы шли курсом на запад в районе сорок третьего градуса северной широты, а поэтому оказались как раз в зоне преобладающих западных ветров. Он уточнил, что западный ветер — это тот, который дует с запада на восток, а не наоборот, и что мы находимся на пересечении оживленных путей, которые были освоены еще в эпоху парусных судов, использовавших преимущества западных ветров. По его рассказам, паруснику, идущему — как шел и наш пароход — с востока на запад, приходилось бороться и с течением, и с ветром, но изобретение парового двигателя позволило сократить маршрут, сдвинув его к северу, хотя идти по-прежнему приходилось против ветра. На горизонте — как раз там, где ожидалось, — в результате этих рассказов перед нами возникали видения многочисленных, на любой вкус, пароходов, спешащих к нам на выручку. Но мистер Нильссон быстро избавил нас от иллюзий:

— Кого сейчас понесет в Европу? Там война в разгаре!

При упоминании о войне полковник расправил плечи и с готовностью подтвердил: «Вот именно», однако Харди, мрачно взглянув на обоих, возразил:

— Есть ведь регулярные рейсы. Вы, главное дело, не зевайте, а то, не ровен час, угодим какой-нибудь посудине под киль.

В ожидании встречного парохода субтильный человечек — как выяснилось, священник — повел нас в молитве. При совершенно заурядной внешности у него оказался чарующий голос, и, когда он заговорил, я уже не могла отвести от него глаз. Позднее я обнаружила, что, рассуждая о малознакомых материях, он терял этот дар и только в молитве обретал себя; слова его разносились над водой, объединяя нас всех. Этот человек определенно нашел свое призвание, а я уже не впервые задалась вопросом: если обстоятельства вынуждают тебя играть роль, противную твоей природе, правомерно ли считать это человеческой трагедией? Впоследствии мне пришлось пересмотреть свое мнение о священнике, и его тенорок стал казаться мне свидетельством слабости, но тогда отрадно было смотреть на это одухотворенное верой лицо и слушать, как высокий голос вдыхает жизнь в древние слова молитвы.

Несмотря на общую цель, среди пассажиров начались дрязги, вызванные мелочной завистью. Сидевшие вдоль бортов сильнее рисковали промокнуть от брызг, чем устроившиеся в середине, а когда мистер Харди установил очередность пользования «дортуаром», одна бесцеремонная особа, миссис Маккейн, потребовала обеспечить право на внеочередной отдых для дам ее возраста. Никаких доводов она не слушала, но, пролежав под брезентом считаные минуты, заявила, что там невыносимо жарко, а потому ее очередь следует передвинуть на ночное время. Из-за большой скученности перемещаться по шлюпке было опасно, и, когда миссис Маккейн, возвращаясь на место, пошатнулась, через борт потоком хлынула вода, отчего мистер Харди рявкнул:

— Сидеть по местам, никому не вставать без моего разрешения!

Мистер Хоффман первым высказал то, о чем думали все: шлюпка перегружена. Через пару минут полковник Марш указал на гравированную латунную табличку, прикрученную к правому борту, рядом со вторым рядом весел: «Вместимость 40 человек». Хотя нас было всего тридцать девять, все видели, что шлюпка сидит в воде слишком низко и спасает нас только штиль. Надпись на табличке озадачила всех, и в первую очередь дисциплинированного полковника Марша: он хотел не только порядка во всей вселенной, но однозначности правил.