Шлюпка - Страница 51

— Полагаю, в такой ситуации могут найтись благородные люди, которые покинут шлюпку добровольно, — заявил прокурор, агрессивно выпятив подбородок.

— Допустимо ли просить такой добровольной жертвы? — усомнился адвокат миссис Грант.

— Просить — да, требовать — нет, — ответил прокурор. — Любое давление или принуждение недопустимо.

Тогда судья спросил, не заключается ли принуждение в самом вопросе и есть ли у команды лайнера определенные обязательства перед пассажирами; все признали, что есть.

— Пассажиры, в свою очередь, не имеют подобных обязательств друг перед другом, — вставил адвокат миссис Грант.

— И перед командой тоже, — со значением добавил мистер Райхманн. — Но я вновь возвращаюсь к пониманию того, что формулировка «Возможно ли, что кто-либо спасется?» более уместна, чем «Возможно ли, что кто-либо погибнет?». Если согласиться, что в случае полного бездействия некоторые — или даже все — неизбежно погибнут, не следует ли совершить определенные действия для спасения хотя бы некоторых? С моей точки зрения, вопрос должен ставиться только так, и не иначе; не понимаю, как можно упрекать мою подзащитную за то, что она ответила на этот вопрос утвердительно — вне зависимости от того, как ответил бы любой другой дееспособный человек.

Прокурор сказал:

— Согласно вашему заявлению, во время дрейфа имелись основания полагать, что любые действия находящихся в шлюпке лиц могли гарантировать спасение некоторых. Однако речь могла идти единственно о продлении жизни, но никак не о спасении как таковом. Кто мог знать, когда придет помощь? Она могла прийти как через час после принятия какого-либо необратимого решения, так и через сутки и через неделю, вы согласны?

— Не забывайте, на море был шторм, — сказал адвокат миссис Грант, который, в отличие от других, брал своей бойкостью, а не вдумчивостью. — Необходимость действий была вызвана потребностями момента. Во-первых, в штормовую погоду на помощь рассчитывать не приходилось; даже если допустить, что поблизости оказалось другое судно, его команда не смогла бы заметить шлюпку, а тем более приблизиться для проведения спасательной операции. Во-вторых, при таких погодных условиях крушение переполненной шлюпки было весьма и весьма вероятно — по сути дела, неминуемо. Шторм уравнял шансы тех, кто сидел в шлюпке, и тех, кто цеплялся за доску, ибо для тех и для других проблема борьбы за выживание стояла одинаково остро.

— Возможно. Однако действия мистера Харди сейчас не обсуждаются, — заметил прокурор, ткнув носом адвоката миссис Грант в нелогичность его рассуждений, которая была очевидна даже мне.

До сих пор я сочувствовала Ханне, выбравшей себе защитника с головой на шарнирах, но теперь могла только пожалеть миссис Грант, чей адвокат забыл, что шторм утих задолго до нашей расправы над мистером Харди; и в самом деле, прокурор заключил:

— Во время шторма командование шлюпкой осуществлял мистер Харди. Правомерность организованной им жеребьевки сомнительна, однако этот вопрос не подпадает под юрисдикцию данного состава суда.

— Совершенно верно, — согласился адвокат Ханны. Своими непомерно длинными пальцами он быстро перебрал стопку бумаг, извлек один из самых нижних документов и поднес его к свету. Вытянутое, бледное лицо на мгновение сделалось расчетливым. — Но если у нас есть право не принимать в расчет действия мистера Харди, то, очевидно, у нас есть точно такое же право не принимать в расчет и действия этих женщин, всего лишь опиравшихся на уже созданный прецедент. Во время шторма, смею напомнить, шлюпка получила пробоину, через которую впоследствии стремительными темпами прибывала вода.

— Думаю, темпы установить невозможно, — возразил прокурор.

— Важно другое: если во время шторма, равно как и во время гипотетической борьбы за спасительную доску, ситуация оставалась критической и тем самым оправдывала крайние меры, то аналогичная ситуация сохранялась и после шторма — вследствие повреждений шлюпки и возникшего конфликта между мистером Харди и другими пассажирами. Наглядно подтвердив свою готовность к человеческим жертвам, мистер Харди стал представлять непосредственную угрозу для всех остальных.

Я в корне изменила свое мнение об адвокате Ханны: он воспользовался чужой логической погрешностью и обернул ее на пользу нам троим. Можно было только восхищаться его способностью просчитывать партию на несколько ходов вперед, тогда как меня хватало лишь на то, чтобы кое-как следить за полемикой, надеясь не увязнуть в дебрях логики или права. Но вместе с тем, видя его заторможенность и какую-то восковую гибкость, я благодарила судьбу, что меня защищает осанистый, быстрый в движениях мистер Райхманн, взявший себе двух помощников. Бледный адвокат Ханны все больше воодушевлялся и, несмотря на свой неказистый, даже болезненный вид, произносил речь с нарастающей уверенностью. Его изможденное лицо светилось, а в темных глазах с розоватыми белками тлели угольки и отблески внутреннего огня. Закончил он так:

— Разве не правомерно будет рассматривать убийство мистера Харди как свержение злобного правителя, даже, если хотите, тирана, деспотичного самодержца, который узурпировал всю власть в маленьком княжестве и угрожает смертью своим подданным?

Прокурор ответил вопросом на вопрос:

— Разве мистер Харди не заявил о нежелании, а то и полном отказе лишать жизни женщин? И далее: какие есть основания усматривать в организованной им жеребьевке скрытую угрозу?